Никифоров заметил эту голову, когда она на секунду показалась из люка, и стукнул себя ладонью по лбу. Потом повернулся к Джульетте и увидел, что та сидит вся пунцовая, со слезящимися глазами, прижимая салфетку ко рту. Не имея понятия о ее душевных терзаниях, он тотчас решил, что крошка попала ей в дыхательное горло. Вскочил, отбросив стул, подбежал к ней сзади, двумя руками обхватил поперек туловища и резко сдавил.

Джульетта, принявшая его нападение за проявление мужской страсти, от избытка чувств едва не потеряла созание.

– Не здесь! – просипела она, вспотев в его объятиях, как мышь под метлой.

– А где? – глупо спросил Никифоров, решив, что он не туда нажимает.

– Не знаю... – выдавила из себя она. – У вас... Или у меня.

Никифоров отпустил ее, сел на место и попытался сосредоточиться. Математичка явно вела с ним какой-то диалог, которого он не понимал, потому что думал совершенно о другом. Снаружи что-то происходило. Только что мимо кафе пробежал пожилой мужчина со зверским выражением на лице. Потом Никифоров увидел нечто рыжее, мелькнувшее среди припаркованных машин на стоянке.

– Что с вами, Андрей Андреевич? – сдавленно спросила Джульетта, с трудом приходя в себя после его медвежьих объятий.

Никифоров сжал ладонями ее холодную руку, похожую на куриную лапку, и проникновенно спросил, по-прежнему глядя мимо:

– Джульетта Ивановна, у вас бывало когда-нибудь такое, что вы все время думаете об одном и том же человеке... Размышляете, как он живет, чем сейчас занят... И он начинает вам всюду мерещиться?

– Нет, – ответила Джульетта, мечтая, чтобы поскорее принесли курицу.

Ей и вправду хотелось, чтобы Никифоров себе что-то позволил, но не такое... дерзкое. Подарил цветы, целовал бы руки, горячо говорил о вспыхнувшем чувстве... И уж чего ей вовсе не хотелось, так это ему мерещиться.

– Курица для вашей дамы! – возвестил официант и водрузил на салфетку огромное блюдо с едой.

– Отлично! – обрадовался Никифоров и обернулся к Джульетте: – Вы пока ешьте, а я сейчас.

Он оттолкнул от себя стул и пулей вылетел на улицу, потому что увидел, как мимо кафе медленно проехала низкая красная машина с Анжелой за рулем. Заметив, что бывший муж несется за ней, размахивая руками, она приткнулась к тротуару и открыла для него дверцу.

– Здравствуй, Андрей! – сказала она, когда Никифоров рухнул на соседнее сиденье. – Как мило, что ты вышел меня встретить. Мне нужно с тобой поговорить.

– Давай, только быстро, – согласился тот, нервничая, что оставил Джульетту наедине с курицей. Она может решить, что он не хочет оплачивать счет.

– Нет, Андрей. Быстро не получится. Разговор серьезный.

Никифоров посмотрел на Анжелу и вздохнул. Вероятно, когда он женился на ней, в его организме происходила гормональная революция. Анжела была безумно красивой женщиной. И эгоистичной, как дитя. Ее уверенность в себе и своих чарах походила на помешательство.

– Я тебе еще по телефону сказал, что у меня нет времени на серьезные разговоры.

– Я прошу у тебя четверть часа. Поднимемся к тебе и поговорим.

– Там Бунимович.

– Боже мой! – раздраженно воскликнула Анжела и, щелкнув зажигалкой, прикурила. – Андрей, тебе пора задуматься, как ты живешь!

– Если тебя это утешит, я не живу с Бунимовичем, – ехидно заметил он, продолжая удивляться, как мог купиться на эти гладкие ножки и выпяченные, будто надутые, губки. – Кроме того, я вообще не понимаю, с какой стати ты собираешься со мной серьезно разговаривать. Мы развелись сто лет назад!

– Ровно полтора года, – жестко заметила она.

– Нас ничто не связывает!

– Это как сказать, – пожала плечами Анжела. – Ты не все знаешь. Кстати, раз у тебя Бунимович, предлагаю зайти в кафе и посидеть там за чашечкой кофе. – Она показала рукой на то самое кафе, где угощалась Джульетта.

– Нет! – взвился он. – Только не кофе! В последнее время меня тошнит от него. Я работал ночами и перебрал кофеина.

Он воровато оглянулся и увидел через стекло, что Джульетта почему-то встает и складывает салфетку. Или она не ела несколько дней и проглотила курицу вместе с костями, или решила, что он сбежал насовсем, и потеряла аппетит.

– Ты можешь минутку подождать? – спросил он у Анжелы и, не дожидаясь ответа, выпрыгнул из машины, на ходу доставая из кармана бумажник.

Выхватил оттуда купюру достоинством в пятьсот рублей и, ворвавшись в зал, подлетел к Джульетте.

– Как дела? – запыхавшись, спросил он, одной рукой пряча бумажку за спину, а другой подзывая официанта. – Вы что же, хотите уйти, не дождавшись меня?

Джульетта и в самом деле, поддавшись порыву, собиралась сделать ноги, а потом позвонить Никифорову и попросить, чтобы документы он привез на службу. Но вот... не удалось.

– Этого хватит? – спросил Никифоров и потряс бумажкой перед носом невозмутимого официанта.

– Да, – лаконично ответил тот, незаметно сглотнув.

Никифоров сунул ему деньги и велел:

– Я на минуту выйду, принесите нам пока по чашке кофе.

– Слушаюсь, – уже веселее ответил официант и потрусил «за кулисы».

Джульетта медленно опустилась на свое место.

– Простите меня, – проникновенно сказал Никифоров, наклонившись к самому ее уху. Он знал, что короткие, но интимно произнесенные извинения действуют на женщин гораздо сильнее пространных и униженных.

– Прощаю, – задушенным голосом ответила та и, когда он вышел, приподнялась, чтобы посмотреть, куда его влечет.

Его влекло к длинноногой, крутогрудой блондинке, которых мужчины встречают по одежке и по ней же провожают. Она стояла в коротенькой юбочке и какой-то фигне вместо кофточки и, опершись о капот красной машины, с независимым видом курила. Никифоров подошел к ней, наклонил голову и начал что-то быстро говорить. Блондинка протянула руку и потрепала его по щеке. Джульетта поняла, что выглядит по сравнению с этой экзотической птицей примерно, как серая утка по сравнению с колибри. Следовало немедленно убираться прочь.

Она так и сделала. Когда Никифоров вернулся в кафе, сел за столик и начал озираться, невозмутимый официант принес ему две чашки кофе и сообщил, что его дама ушла. Никифоров почувствовал досаду. Подлая Анжела, налетевшая, как тайфун, так ничего ему и не сказала. Не захотела разговаривать на улице! Джульетту он, конечно, перепугал. Лучше отправил бы ее к Бунимовичу смотреть телевизор. С горя он принялся за кофе, не подозревая о том, что дома его ждет невероятный сюрприз.

Полине удалось-таки ускользнуть от своего преследователя и нырнуть во двор никифоровского дома, оставшись незамеченной. Возле подъезда она перевела дух и тут увидела, что дверь закрыта на кодовый замок. Набрав номер квартиры, она принялась молиться, чтобы Никифоров ее впустил. Ведь коньяк-то он сразу не увидит! Ответил ей совершенно незнакомый мужской голос.

– А... Андрей Андреевич дома? – с тоской спросила Полина, сообразив, что если сейчас же, немедленно, не встретится с Никифоровым, то просто пропадет. Куда она денется? Кто ей поможет? Все пути к спасению отрезаны.

– Он сейчас вернется. Да вы входите, – радостно ответили сверху.

Полина забыла спросить, на какой следует подняться этаж, поэтому пошла пешком, прижимая к себе пакет с коньяком и сигаретами. Костя Бунимович, уверенный, что явилась обещанная математичка, приосанился и изобразил на своем лице самую добродушную улыбку, имевшуюся в его распоряжении.

– Здрасьте! – сказал он, встретив Полину на пороге, и шаркнул ножкой. Он был огромный, как гардероб, и казался безвредным, словно божья коровка. Лицо его имело умилительное выражение.

– Понимаете ли, – начала Полина. – Я к Андрею Андреевичу по делу...

Она скинула босоножки и посеменила за Бунимовичем в комнату.

– Знаю, знаю! – замахал руками тот. – Он предупредил, что вы можете зайти.

– Да? – несказанно удивилась она.

– Конечно! Он мне много о вас рассказывал.

Полина села на диван, и Костя тоже сел, сложив ручки на коленях, как пай-мальчик. Мысль о том, что вот эта самая растрепанная деваха достигла высот в математике и готовит какие-то важные проекты, распаляла его воображение. Но Никифоров велел к ней не цепляться, и Костиному воображению приходилось трудиться вхолостую. Поэтому он не мог выдавить из себя ничего путного.