– Убийства, как правило, раскрываются по горячим следам, – со знанием дела сказал Эдуард.

– Ничего себе – горячие следы! – воскликнула тетя Муся. – Если Людмилу и Максима убили десятого числа, с тех пор прошло больше недели.

– Несчастливая цифра, – заметила Полина. – Десятого апреля мы хоронили прадедушку. А теперь вот – десятое июня, и опять...

– Прадедушка умер сам, в собственной постели. Ему было девяносто восемь лет, – немедленно возразил Эдуард. – Насильственная смерть – совсем другое.

С этим утверждением никто не стал спорить.

– Тебе, Пелагея, нужно явиться к следователю, – сказала тетя Муся. – Тебя обязательно должны допросить.

– Зачем? – испугалась та.

– Ты можешь владеть какой-нибудь важной информацией, которой не придаешь значения! Вот тебе карточка следователя.

Полина взяла карточку с опаской, словно та собиралась ее укусить.

– Хоронить, конечно, сейчас не дадут, – сказал Эдуард, поднявшись.

– Пока не найдут убийцу, – добавила тетя Муся.

– Скорее, убийц. Провернуть такое дело в одиночку довольно трудно. Нужна физическая сила.

На следующий день Полина действительно побывала у следователя. На этот раз к ее рассказу о нападениях отнеслись с гораздо большим вниманием. Ей даже показывали фотографии разных людей, но она никого на них не признала.

– Думаю, следователь пришел к выводу, что связи все-таки нет, – Полина поделилась своими мыслями с поджидавшим ее Никифоровым. – Потому что у меня с Людой и Максимом не было долгих контактов. Мы и виделись-то всего ничего! На похоронах прадедушки день и целый день десятого июня, когда Люда давала мне наставления и привезла на дачу. Вот, собственно, и все.

– Но Поля! – горячо возразил тот. – Если я не полный болван, то ты как самостоятельная человеко-единица не могла возбудить у целой группы людей неконтролируемую ненависть! Или могла? – неожиданно замер он. – Может быть, директриса вашего дома престарелых продавала казенные наволочки на сторону? Или воровала сосиски из столовки?

– Я работала там простой нянечкой! – с надрывом ответила Полина. – За что за мной охотиться со шприцами?

– Да уж, эти шприцы! – согласился Никифоров. – Они наводят на мысль о больнице и врачах.

– Кстати! – оживилась Полина. – Все эти люди... Они умеют делать уколы. Вот если бы тебе дали в руки шприц и велели ввести кому-нибудь снотворное в экстремальных условиях? Ты бы смог?

– Думаю, вряд ли, – пробормотал Никифоров.

– Значит, эти люди – медицинские работники! – с победным видом заключила она.

Никифоров вытянул губы трубочкой, немного постоял так и ответил:

– Совсем даже не обязательно, Поля! Но ты, кажется, натолкнула меня на мысль...

Она затаила дыхание. После того, как Никифоров разоблачил близнецов Дякиных, она прониклась уважением к его аналитическим способностям. Возможно, если он как следует пораскинет мозгами, его озарит, и все сразу станет на свои места? Он догадается, кто убил Люду и Максима, кто охотится за ней и пытается заколоть ее снотворным.

– Мы вот что забыли спросить у тети Муси, – не удержалась и выпалила она. – Может, Люде или Максиму делали уколы? Допустим, вкатили снотворное, как мне тогда, и увезли в эту самую Демьяновку? А потом, спящих, задушили пакетами?

– Вряд ли тете Мусе об этом сообщили, – сухо заметил Никифоров. – В милиции ей не рассказывали о деталях убийства, а только задавали вопросы. Из которых она, собственно, и извлекла всю переданную нам информацию.

– Андрей, – со значением сказала Полина, когда они вошли в его квартиру и он запер дверь.

– Что?

– Я чувствую себя ужасно.

– Боишься?

– Нет, – ответила она. – Да. То есть я, конечно, очень боюсь, но чувствую себя ужасно не поэтому, а из-за тебя.

– Ну ничего себе! – присвистнул Никифоров и впервые открыто оглядел ее с ног до головы. Получилось достаточно нахально. – Я бросил работу, вообще ни черта не делаю уже несколько дней, ношусь с тобой, как с царапиной на королевском пальце, а ты при этом чувствуешь себя ужасно!

– Я так себя чувствую из-за этого! – воскликнула Полина. – Из-за того, что ты носишься со мной и не выполняешь свою работу!

– Прекрати! – велел Никифоров. – Я задался целью распутать это дело, и я его распутаю. Кстати, не могла бы ты приготовить что-нибудь перекусить? Потому что мне необходимо уединиться и сосредоточиться.

– Может, поджарить картошечки? – с энтузиазмом предложила она.

– Я не ем пустую картошку, – сообщил Никифоров. – В морозилке есть что-то такое... быстрозамороженное. На коробках пишут, как это готовится.

Не прибавив больше ни слова, он удалился в дальнюю комнату и закрыл за собой дверь. Полина приготовила еду и теперь слонялась по гостиной, боясь постучать и боясь не постучать. Если все остынет, он может разораться. А если она ему помешает, он тоже может разораться. В конце концов она на полную катушку включила телевизор.

– Что? – спросил Никифоров, высунувшись из комнаты. – У тебя проблемы со слухом?

– Еда готова, – сообщила она.

– Пойдем, – он потер руки. – Я буду есть и тебя допрашивать.

– Я все-все тебе рассказала! – испугалась Полина.

– Возможно, тебе только так кажется. Что-нибудь ты могла упустить просто потому, что не считаешь это важным. Я тут подумал, – добавил он, засовывая в рот котлету, – если за тобой охотятся те же люди, что убили Люду и Максима, то между тобой и твоими родственниками должна существовать какая-то связь. Может, Люда передала тебе какую-нибудь вещь, которую хотят получить эти типы? Или намекнула, где лежат ценности? Или еще что-нибудь?

– Да нет же! Она мне велела только отвечать на телефонные звонки... Ой!

– Что – ой? – немедленно насторожился Никифоров.

– Я забыла про документы.

– Ну-ка, ну-ка!

– Люда оставила мне свой мобильный, который потом у меня в морге украли.

– Зачем это? – удивился Андрей.

– Она хотела забыть о делах.

– Ну и оставила бы его дома выключенным.

– Но она боялась потерять связи с пациентами. Мало ли что?

– Что – мало ли что?

– Зачем ты меня пытаешь? Я не знаю – оставила и оставила. Дело не в этом. Мне однажды позвонили по этому мобильному. Женщина. Она представилась Екатериной Ивановной Машковой и сказала, что звонит по поводу госпитализации. Ей нужно передать Люде какие-то документы.

– Ну а ты-то тут при чем?

– Она хотела передать их мне. Чтобы Люда приехала, а документы уже были бы под рукой.

– Ну, допустим, – пробормотал Никифоров. – И ты с ней встретилась?

– У Манежа, – кивнула та.

– Ого! – обрадовался он. – Кажется, как раз оттуда за тобой начали следить?

– Да, но... При чем здесь Екатерина Машкова?

– Поля, ты полная и абсолютная балда, – заявил Никифоров. – Ты не умеешь находить причинно-следственные связи.

Полная и абсолютная балда гневно уставилась на него.

– Поля, – снова повторил Никифоров, теперь очень проникновенно. – Где те документы?

– Это был конверт. Большой и тощий, – она закатила глаза, вспоминая. – Кажется, я оставила его в загородном доме.

– Следователю ты, конечно, о нем ничего не сказала? – поинтересовался Никифоров, аккуратно промокнув губы салфеткой.

– Да я о нем забыла!

– Собирайся, поедем. Не думаю, что в этом конверте – разгадка преступления, но какую-то ниточку он может нам дать.

Когда они въехали в дачный поселок, в воздухе уже разливались жиденькие, похожие на слабую заварку, сумерки. Днем солнце устроило такую баню, что даже теперь не остыло, а истекало жаром. Скоро оно свалится за лес, и тогда станет немного прохладнее.

Судя по курганам, воздвигнутым в саду, близнецы Дякины продолжали археологические раскопки.

– Ты бежала отсюда в такой панике, что даже не удосужилась дверь закрыть! – попенял Никифоров, заметив предательскую щелку. – Или это соседи закончили с садом и перекинулись на дом?

– Я закрывала! – растерялась Полина и отступила на несколько шагов. – Точно закрывала!